Поверить сложно, что вот эти главы, которые я выкладываю, я писала год назад -.- Если кто-нибудь доживёт до другой части (я очень благодарна всем тем, кто меня читает и оценивает мои посты, и это искренне), то там, как выразился один человек, будет «писанина получше». А ещё завтра у меня важный зачёт, а я ничего не знаю

Ррр

Небо прояснилось, но погода всё равно стояла печальная. Ну, мне-то точно хотелось упасть на траву и как следует зареветь. Чёрные огромные тучи куда-то исчезли, но и солнце не торопилось появляться. Поэтому небо зависло в каком-то непонятном состоянии: светло-серое, без лучей и облаков.

Я стояла на крыльце рядом с мамой. Она осматривала сад своим коронным, фирменным взглядом. Я встречала такой, например, у летучих тигриц, когда у тех появлялись детёныши. В любое другое время это – вполне ласковые животные, но в присутствии малышей они вдруг становятся очень решительными. Их отличие от моей мамы в том, что она всегда такая: решительная, сильная и грациозная. Всё это лишь усиливается, когда мы рядом или когда кому-то из нас грозит какая-то – хоть самая маленькая! – опасность.

Я тоже глядела на всё это: на фиолетовых в розовую полосочку котят с забавными кисточками на ушах, что резвились в траве. На высокие, могучие деревья и старинные красиво подстриженные кусты. На Роя и Сэм, что сидели в садовых качелях и о чём-то ожесточённо спорили. Моя подруга старше меня на год, а брат – младше на столько же, и они оба очень заводные. Ещё я могла видеть, как играется в траве Пиксит – малышка смеялась и постоянно хлопала в ладоши. А вот туда, где стояла выращенная исключительно для красоты живая изгородь, я старалась не глядеть. Потому что именно там зависли, будто статуи, папа, Кристофер и мистер Ньюман.

— О чём они говорят? — я прижалась к маме. Она слегка вздрогнула и положила руку мне на талию.

— О войне, Ани.

— Всё так плохо? Может, нам не обязательно уезжать? — я заглянула маме в глаза. Мои настоящие родители выставили меня из дома восемь лет назад. Восемь же лет назад мама и папа взяли меня домой. И с тех пор мы ни разу надолго не разлучались. Ездили сначала впятером, а потом, когда родилась сестрёнка, и вшестером на все важные переговоры и ужины и даже в командировки в другие реальности. Свободное время проводили чаще всего тоже вместе – только иногда родители встречались со своими друзьями, сослуживцами и прочими наедине. Я называла их мамой и папой с первых недель знакомства. И теперь… что-то будто оказалось внутри меня, как в ужастиках, и сжимало сердце ледяной рукой. Было больно, страшно и ужасно хотелось заплакать.

Я глянула на маму. Она держалась. Всё такая же бледная, полная решимости и непоколебимая. Я немного позавидовала её спокойствию, а затем вдруг в моей голове промелькнула вспышкой молнии мысль: а вдруг ей тоже больно? Ну да, как пить дать. Наверное, она ещё сильнее будет переживать на своих боях: ведь мы будем далеко…

Мама вздохнула. Она никогда не молчала в ответ на мои вопросы:

— Думаю, что возможности остаться нет. Мистер Ньюман сказал, что готовится обстрел. Ты же знаешь: волшебные огни и бомбы они куда сильнее человеческого оружия. Помнишь, как нас бомбили?

Я кивнула. Вообще-то, помню мало. Когда мне было семь, на наш дом пытались бросить бомбу. И не с самолёта, как простую, а просто то ли с мётел, то ли из ступы, то ли с крыльев – кто разберёт. Совершенно случайно кто-то из слуг вышел ночью на улицу покурить и заметил это. Родители быстро собрали нас – мы ещё втроём жили в одной комнате на втором этаже, а не в башнях, как сейчас – и вывели на улицу. Мне не было страшно, наверное, я знала, что мы не умрём.

— Я в тот раз испугалась, — призналась мама, — испугалась, потому что вы крепко спали, а вынося на руках, мы могли не успеть, — она неосознанно прижала меня к себе так, что стало немного трудно дышать. Ничего странного, вроде, и не произошло, но я вдруг жутко удивилась. «Мама» и «испугаться» — два слова, которые в моей голове воедино решительно не связывались.

— Теперь всё будет ещё хуже, потому что говорят, что пророчество начало сбываться…

— Пророчество? – я навострила уши.

— Ну да, — кивнула она, — это очень долго рассказывать…

— Но ты всегда рассказываешь!

— А я и не отказывалась, — она махнула рукой и опустилась на крыльцо. Я положила голову маме на колени. Её цепкие пальцы сорвали цветок, покрутили его немного и начали перебирать мои кудри, вплетая в них тонкий стебель.

— Ты когда-нибудь слышала о Дизиле? – спросила она.

— Не знаю, — пробурчала я, — но имя какое-то чудное.

Мама тяжело вздохнула:

— Надо засадить тебя за учебники, как только появится возможность. Дизил – известный учёный, который жил много веков назад… Эй, да ты не могла о нём не слышать, если хоть раз открывала историю душ!

— Что-то припоминаю, — всё так же лениво отозвалась я.

— Он был демоном, но освоил и несколько ангельских специализаций и техник. По большей части – создание душ, разумеется. В то время каждая раса и каста занималась своим делом, — пояснила она, и я удивилась. В современном мире разделения занятий по расам почти не было, только несколько родов продолжало заниматься теми вещами, которые делали их предки. Этим гордились, но не более – чтобы не дать понять, что ты ставишь себя выше остальных. – А ещё Дизил посвятил всего себя изучению душ. Он написал много трудов, по которым и сейчас учатся в университетах и школах. А в старости он решил создать пророчество…

— То есть сбрендил? – уточнила я.

— Ани, приличные люди не употребляют таких слов.

— Мы не в обществе.

— Приличные люди не употребляют таких слов нигде. Правда, ты в чём-то права – большинство людей тогда правда решили, что учёный сошёл с ума, и быстро забыли об этом. Его книги и труды оказались куда полезнее. Пророчество нашли только спустя несколько веков какие-то историки-студенты. Ну а теперь самое интересное, — произнесла она и я постаралась поймать каждое слово, — оно гласило, что спустя несколько тысячелетий человечество ждёт тридцать лет непрерывного ада. И остановят этот ад дети, которые появятся вследствие такого, что противоречит всем знаниям о душах…

— Чего? – задохнулась я.

— Один огонь (то есть душа!) поделится на два и, обогнув весь свет, даст жизнь двум малышам, чьи родители ждут ребёнка. И только эти два человека смогут остановить «ад».

— Ого! И ты уверена, что оно сбывается?

— Не скажу, что уверена, — произнесла мама уже будничным тоном, — но это похоже на правду. Вообще, легко поверить во что угодно, когда мы живём в мире, существующим за счёт огромной звезды. Ой, малыш, кажется, мне пора? – она подняла глаза и быстро встала.

Троица, наконец, прекратила свой разговор и теперь направлялась сюда.

***

 Я перевернулась на спину и выключила телефон. Сэм уже уснула, лёжа на своей раскладушке рядом с моей кроватью. Нас отправили спать почти три часа назад, а мы только что улеглись. На полу стоял ноутбук и валялись упаковки от шоколадок и чипсов. Сон не шёл, хотя мне рано вставать. Я решила себя не уговаривать, а просто-напросто слезла с кровати, замотавшись в длинное тяжёлое одеяло. Кровать недовольно качнулась на своих цепях. Она заколдована притягивать меня, когда пора ложиться спать, и сбрасывать, когда пришло время подъёма, однако насчёт ночных вылазок ничего оговорено не было.

 Я влезла на окно и прижалась носом к холодному стеклу. Оно тут же запотело от моего дыхания. Раньше я очень любила рисовать на стёклах, когда они запотеют, однако сейчас меня куда больше притягивало небо. Оно растянулось над Пэнсипортом тёмно-синим полотном. На нём мерцали искорки звёздочек. Глядя на эту красоту мне очень захотелось полетать, но для прогулок (даже в воздухе) уже явно было поздновато...

Всё-таки, правильно мама говорит, ей не нравится современная музыка: не реп, ни поп-музыка. Она говорит, что такие песни лишь бьют по ушам. Колыбельная сменилась балладой. Приятный женский голос пел о каких-то мечах, конях и сражениях. Наконец, я поняла, что ещё секунда — и я свалюсь.
Засыпать у окна не хотелось, поэтому я максимально бесшумно спрыгнула на пол (подруга, кажется, не проснулась) и протопала в кровать. Моя постель вдруг показалась мне самым уютным местом на земле из-за мягких игрушек и бесконечных подушек. Зарывшись в них с головой и накрывшись сверху толстенным одеялом, я тут же задремала.
***

Кто-то стучал. Спросонья я забыла все заклинания, которые позволяют видеть сквозь стены. Впрочем, кому чужому нужна моя комната-то?

— Ареганг!

Дверь открылась. На пороге стоял Кристофер. Он выглядел бодрым, но очень испуганным. Его волосы были взъерошены, а глаза казались очень тревожными.

— Что-то случилось? — мне пришлось немного перефразировать. Внутри я задалась вопросом о психическом здоровье брата.

— Бомбят, — сипло отозвался он.

В горле встал противный солёный ком. Я с трудом проглотила его.

— Ч-чего?

— Куча солдат с магическими бомбами и прочим оружием прямо над нашим домом. Мама и папа уже завтра отправляются к своим армиям. Я тоже. Вы в тыл, как договаривались. Но это только если мы сейчас отсюда вылезем, — он говорил отрывисто, короткими предложениями, словно каждое слово ему тяжело давалось. Понятно, что распрашивать времени нет, да и вообще не стоит. Я лишь деловито спросила:

— Через окно выбираемся?

Хотя и этот вопрос был лишним. Бежать сейчас по винтовой лестнице означало мгновенно отбросить коньки. Крист кивнул.

Я оглянулась на подружку, но она ещё спала. Я зажгла свет, а через секунду уже стояла у её кровати и решитльно сдёргивала с Сэм одеяло.

— С ума сошла?

— Нам нужно уходить.

Я оглянулась в поисках одежды, но обнаружила только толстовку. И юбка, и джинсы канули куда-то в неизвестность, но искать их было некогда. Я торопливо накинула кофту поверх пижамы:

— Готова!

Брат кивнул.

— Флэйн!

Меня подхватили ласковые, тёплые лучи. Они долго обнимали меня, качали, кружили. Они всегда предавали мне сил. Не хотелось, чтобы превращение заканчивалось, но… Я мягко опустилась туда же, где и стояла. За моими плечами теперь красовались длинные чёрные крылья. Я робко хлопнула ими пару раз. Крылья были моими лучшими друзьями, однако я так и не научилась считать их частью себя. А зря. Папа говорил, что основа хорошего полёта — «породниться со своими крыльями»...

— Ани, о чём ты думаешь?

-Ни о чём.

 Брат уже успел превратиться и распахнуть окно. Я осторожно влезла на подоконник и повернулась к Сэм. Подруга металась по комнате — наверное, искала метлу.

— Ты оставила её в сарае, — сказала я наобум, — времени нет.

— Я к звёздам не хочу.

— Я тебя спущу.

 Мы крепко сжали ладони. Я нервно глядела вниз. Всё-таки, моя башня возвышается даже над крышей нашего дома. Шансы разбиться были куда как маленькие, однако высота давала о себе знать...

— Прыгай!

 Я сделала шаг и мы полтели вниз. Ветер бил в лицо, визг подружки раздавался где-то далеко-далеко, хотя я сжимала её ладонь — прохладную и узкую — прямо сейчас. Мы мягко приземлились на изумрудную траву, а через несколько секунд рядом с нами оказался и Кристофер.

 Вдруг воздух ощутимо задрожал, раздался мерзкий и громкий свист...

— Бежим!

 Мы ринулись туда, откуда раздавались голоса людей. На огромном расстоянии от дома стояли родители (Пикси на руках у мамы) и Рой. Мама быстро прижала меня к себе и поцеловала, я нашла папину ладонь и он крепко сжал её в ответ. По маминым щекам струились слёзы. Папа же был чертовски спокоен. Трудно даже представить, чего ему это стоило.

 Они все были в превращении. У мамы и папы были длинные, роскошные крылья. Мои доходили мне всего лишь до колена, а крылья родителей волочились за ними шлейфом. Отец осторожно вытянул вперёд руку и произнёс, обращаясь к нам:

— Я поставлю защитный барьер, нас не тронет, когда бомба упадёт на землю, а потом немедленно летим к выходу. Крист, Ани, Рой, поняли? Саманта, поняла?

 Мы кивнули.

Затем папа повернулся к маме и произнёс одно-единственное слово:

— Айла!..

— Джонас..

 И их голоса слились, произнеся одно-единственное слово:

— Шатз!